Все статьи

Знакомство Агаты с Маком Мэллоуэном

Летом 1929 года Агата предоставила дом в Крессуэл Плейс Леонарду и Кэтрин Вулли, которые предложили ей следующей весной, за неделю до окончания раскопок 1929-30 годов, приехать из Ур и с ними потом вернуться в Англию через Сирию и Грецию, включая Дельфы, которые Агата особенно хотела увидеть. Осень и зима были тяжелыми. В сентябре умер Монти, брат Агаты, а после про­веденного в Эбни рождества дочь Агаты Розалинд в Лондоне заразилась от подруги корью. Агата взяла ее в Эшфилд, чтобы вместе провести остаток каникул. Это была мучительная поездка, поскольку она только что сделала прививку оспы двойной вакциной. Через день Агату в бессознательном состоянии положили в частную лечебницу, и Мэдж, сестра Агаты, ухаживала за Розалинд, пока ее мать не поправилась. В середине февраля Агата, наконец, выехала в Италию, а оттуда на корабле в Бейрут.

В Уре она обнаружила, что в лагере Вулли появился еще один молодой археолог. Двадцатипятилетний Макс Мэллоуэн в предыдущем сезоне присутствовал, так как у него воспалился аппендицит. Он начал работать у Вулли с 1925 года после сдачи экзамена на степень бакалавра в Оксфорде. Он увлекся археологией, прослушав лекции одного из профессоров по греческой скульптуре. Сразу после экзаменов Мэллоуэн стал работать хранителем музея Эшмолин в Оксфорде, который, по счастливой случайности, получил письмо от Вулли с просьбой подыскать ему ассистента в Ур. Мэллоуэн был нанят сразу же.

Приехав, он самостоятельно стал учить арабский. Его обязанности включали медицинскую помощь рабочим-арабам (200 — 250 человек), упаковку и сопровождение предметов раскопок, которые осторожно укладывались в конце каждого сезона в сорок или пятьдесят ящиков, и денежные расчеты («Беспросветная работа, — писал он в своих «Воспоминаниях», — особенно принимая во внимание большое количество нанятых рабочих и тот факт, что мы платили рупиями и анами*, а складывать их ужасно трудно»). Мэллоуэн оказался хорошим бухгалтером. Среди бумаг, оставшихся после его собственных археологических экспедиций в тридцатые и сороковые годы, сохранились расчетные книги с записями всех расходов, начиная с зарплаты работникам и заканчивая оплатой за полгаллона бензина.

Мэллоуэн быстро всему научился и вскоре стал незаменим. Он также очень понравился Кэтрин, поскольку, как сразу заметила Агата, был очень тактичен и искусно поддерживал отношения с обоими Вулли. Агата тогда еще не знала, какого послушания и услужливости ожидали супруги Вулли от Мэллоуэна, что, например, неоднократно от него требовали причесать Кэтрин волосы или сделать массаж и поставить пиявки, что, по ее мнению, должно было помочь от постоянной головной боли. Его дипломатический такт вместе с фактом длительного отсутствия сделали его фаворитом Кэтрин. Такую неудобную роль он занимал, когда в марте приехала Агата.

Еще одной обязанностью Мэллоуэна было показывать место раскопок посетителям, среди которых бывали, к удовольствию четы Вулли, весьма именитые. (Младшие члены экспедиции не могли забыть, как Леонард чуть не умер от стыда, когда заехал король Бельгии, а арабы, подававшие обед, забыли убрать суп, поскольку остановились как вкопанные при виде короля.) С привычной властностью Кэтрин заявила, что теперь Мэллоуэн должен сопровождать Агату при осмотре местных достопримечательностей по дороге в Багдад, где должна собраться вся партия. Агата подумала, что для «молодого человека, много работающего на раскопках и нуждающегося в хорошем отдыхе», слишком тяжело «ухаживать за незнакомой женщиной намного старше себя, которая ничего не смыслит в археологии». Она поделились своими сомнениями с Элджи Уитборном, архитектором экспедиции и ближайшим другом Мэллоуэна, которого знала по прошлому визиту. Уитборн уверил ее, что решение Кэтрин изменить невозможно.

Тем не менее, когда они отделились от всей экспедиции, Агата немного нервничала. Мэллоуэн был спокойным и серьезным молодым человеком. Позже он писал: «Сразу же я понял, что она очень приятная и милая особа, общение с ней доставляло удовольствие». Они не выглядели нелепой парой, как вначале думала Агата. Макс был специалистом, способным и готовым рассказать обо всем, что они видели, а знание арабского языка придавало ему авторитет. Все женщины, с которыми он был близко знаком, являлись людьми неординарными: его мать, парижанка, занималась исследованием христианства, писала лирические стихи («некоторые из них заслуживали самой высокой оценки»), читала лекции по искусству и много рисовала; леди Говард, жена британского посла в Мадриде, потом в Вашингтоне, мать лучшего друга Макса в Оксфорде; Гертруда Белл (ей тогда было за пятьдесят), которая, будучи директором музея древностей в Ираке, часто приезжала на раскопки Вулли; и сама Кэтрин. Поэтому Мэллоуэн не страшился компании такой знаменитой женщины, как Агата, к тому же она в некоторой степени зависела от него. Агата, со своей стороны, веселая и живо всем интересующаяся, обладала незаурядным чувством юмора. Вырвавшись из атмосферы лагеря, где все вели себя крайне осмотрительно, дабы не провоцировать Кэтрин, Макс и Агата почувствовали всю прелесть этого путешествия.

Они оба писали, что произошло дальше, Макс в своих «Воспоминаниях», Агата в «Автобиографии». Там были и зиккурат в Ниппуре, одном из самых древних шумерских поселений, и неудобная ночь в Дивани в обществе злобно-агрессивного чиновника, его общительной жены и двух испуганных миссионеров. Они были в старой крепости Неджеф, а потом во дворце Ухаидир, где Макс вел Агату за руку по парапету. С этого момента их воспоминания путаются. Когда они посетили Кербелу? До или после импровизированного купания в искрящемся соленом озере (Агата в скромном шелковом одеянии — блуза и пара панталон, Макс в шор­тах и фуфайке)? Сломалась ли их машина по дороге в Кербелу или по дороге в Багдад, когда Агата благоразумно легла в ее тень и задремала? Прошло ли пять минут после того, как их бедуин ушел искать помощь, оставив им свою воду, или прошло больше часа, прежде чем появился «форд» с бедуином, чтобы вызволить их из песков? Декламировал ли гостеприимный полисмен на посту в Кербеле, где они провели ночь в соседних тюремных камерах, «Оду к жаворонку» по-английски (по воспоминаниям Агаты) или «Сверкай, сверкай, маленькая звездочка» по-арабски (согласно Максу)? Это совсем неважно, главное, что они поняли друг друга.

Макс и Агата приехали в Багдад близкими людьми. Они опоздали, и Кэтрин была в раздражении. Старый приятель Агаты полковник Дуайер, приехавший на станцию встретить ее, предупредил, что остаток путешествия ей придется постоять за себя. Агата и сама это поняла по поведению Кэтрин, которая всегда считала, что самая большая комната, самая мягкая постель, самая яркая лампа и самые лучшие мужчины должны доставаться только ей. (Самым болезненным моментом для Агаты было открытие, что Макс раньше подчинялся Кэтрин, потому что «она так хотела».)

Преодолевая случайные помехи и неудобства, они добрались до Алеппо, а оттуда судном направились в Грецию. Здесь Макс должен был оставить их, чтобы поехать в Бассайю, а Вулли взяли Агату с собой в Дельфы. Пребывание с ними было не очень приятным, и Агата не хотела оставаться долго с этой непредсказуемой парой. Но в Афинах, в отеле, ее ждала телеграмма: Розалинд заболела пневмонией, ее перевезли в Эбни и положение было очень серьезным. Тогда не было авиалинии Афины — Лондон, а дорога поездом занимала четыре дня. В то время, когда мужчины отправились узнать расписание, Агата на улице споткнулась и, подвернув ногу, растянула связки. Именно Макс спокойно и без суеты наложил ей повязку и заявил, что изменил свои планы и поедет вместе с Агатой, чтобы помочь ей добраться.

Они уехали на следующий день вечером и в поезде рассказывали друг другу о себе. Макс поведал ей всю свою жизнь. Много лет спустя, когда некоторым Макс казался образцом англичанина по своему положению (член совета колледжа, член научного общества, попечитель Британского музея), внешнему виду (костюм из твида, трубка, мягкая шляпа) и привычкам (керамика, винный погреб, хороший обед и крикет), его младшие коллеги иногда со смехом отмечали, что «в нем нет ни капли английской крови». Семья Макса действительно была космополитична. Его дедушка, австриец, жил в Вене, где владел паровой мельницей. Мельница работала настолько успешно, что получила много важных призов, среди которых была золотая медаль, врученная императором Францем Иосифом. Однако мельница в конечном счете сгорела, и семья лишилась средств. Это подтолкнуло Фредерика, отца Макса, уехать из Австрии в Англию, где он и провел всю свою оставшуюся жизнь,



В Лондоне Фредерик нашел должность в коммерческой фирме и через некоторое время открыл собственное дело по торговле жирами, растительным маслом. Он также считался экспертом по сырью в Министерстве продовольствия. После Первой мировой войны он работал руководителем отдела по качеству фирмы «Юнилевер». Макс рассказал, как однажды в суде он предложил съесть без промедления маргарин, который почему-то сочли испорченным. Эта деталь показывает, насколько Фредерик был тверд в случае своей правоты. Этот эпизод — отзвук случившейся с ним истории в Боснии-Герцеговине в восьмидесятые годы. Он командовал эскадроном на летних маневрах и отказался выполнить приказ и отпустить своих людей домой в середине жаркого дня, а отправил их вечером, мотивируя тем, что они придут, в таком случае, не запыленные и не устанут от жары. Это проявление характера Фредерика напомнило Агате Монти, они были чем-то похожи. В некотором отношении Фредерик был тяжелым человеком, излишне любил порядок и точность и не терпел, когда ему противоречили. Это, по замечанию Макса, приводило к ссорам в семейной жизни. Добрый, но эгоцентричный Фредерик женился на очаровательной, но неугомонной женщине Маргарите Дювивье, родившейся в 1876 году в Па­риже в семье инженера и оперной певицы. Она унаследовала от матери безрассудность, любовь к развлечениям и артистическую восторженность, предпочитала жить в городе и вращаться в обществе. Макс, старший из троих сыновей, родился в 1904 году.



В своих «Воспоминаниях» он пишет о детстве намного меньше, чем Агата в «Автобиографии». Он не всегда был счастливым ребенком, как Агата, а образование получил ортодоксальное. После начальной школы его отдали в Лэнсинг, высшую англиканскую церковную публичную школу в Сассексе, которая показалась ему невероятно скучной. Одной проблемой была церковная служба, которую мальчики должны были посещать дважды в день, а в воскресенье — пять раз. Максу так надоел этот режим, что, к удивлению директора, он отказался от конфирмации, и за это его отстранили от причастия. Другим мало приемлемым для него моментом были многочасовые военные тренировки и парады. Все это было хорошо, пока шла война; Макс, воспитанный в патриотическом духе, был готов идти в бой. Но с окончанием войны все изменилось. Антимилитаристски настроенные юноши просто вынуждены были заниматься строевой подготовкой.



Макс оставил Лэнсинг рано, как только ему исполнилось семнадцать лет, после восьмого класса. У него уже было место в Нью-колледже в Оксфорде, и после конфликта по поводу конфирмации он решил, что лучше уйти из школы немедленно. Фредерик согласился, но вовсе не потому, что сам был агностиком (Макс ничего не сказал ему о проблеме с конфирмацией и причастием), а пото­му, что он не считал Лэнсинг школой, которая может дать хорошее образование. Это было очень важное решение Макса с точки зрения его отношения к религии. Оно далось ему нелегко, и проблема отношений с церковью продолжала мучить его. Этот эпизод его жизни особенно заинтересовал Агату, поскольку сама она была человеком верующим и беспокоилась по поводу своих религиозных осложнений после развода с Арчи. Душевные муки Макса возобновились к концу его пребывания в Оксфорде и на следующий год. Его друг Эсме Говард серьезно заболел, и его отправили в клинику в Швейцарию. По дороге в Бейрут Макс навестил его в клинике, и Эсме начал уговаривать друга перейти в католичество и принять причастие (Говарды были глубоко верующими католиками), говоря, что он очень страдает из-за его религиозных сомнений. В сохранившемся дневнике Макс подробно и откровенно описал свои размышления и свое обещание Эсме, думая, что с этим вопросом покончено.



На следующий год Эсме умер. Его болезнь и смерть глубоко потрясли Макса, тем более что их дружба зародилась и продолжалась в Оксфорде, который, по его словам, был «шагом из чистилища в рай»; здесь он мог выражать свои мысли и чувства намного свободнее. Он не сидел, как приклеенный, за книгами, хотя из его дневника явствует, что читал не только серьезные вещи (Платона, Декарта, Китса), но и более легкомысленные (приключенческие романы Стивенсона). Как любил повторять сам Макс, в колледже он научился более серьезным и важным вещам — например, как выпить вина с друзьями. Ему был двадцать один год, он знал, чего хочет от жизни, но не пришел ни к какому решению до тех пор, пока не начал работать в экспедиции Вулли.



Четыре года пребывания в Уре ожесточили его. Он научился приказывать и руководить людьми, научился управлять даже Кэтрин Вулли. Он почувствовал свою силу и твердость — мог быть грубым и властным, имел большие способности к языкам и обладал не только знаниями по археологии, но и интуицией. У него было время поразмыслить о напряженных отношениях между родителями, о смерти Эсме, об отношениях с друзьями и коллегами по работе. Он узнал и прочувствовал много, но когда встретил Агату, то был совершенно неопытным в других отношениях. Макс не был таким отчаянным и безрассудным, как Арчи в его возрасте, а обидчивым, легко ранимым и недоверчивым. Как и у Арчи, у него было мало денег. Как и Арчи, до встречи с Агатой, по выражению его лучшего друга, не был в «таком замешательстве».



Агате понравился этот развитый и внимательный молодой человек. Невзирая на всю ее независимость, путешествие с ним было приятным, он помогал ей всю долгую дорогу от Афин, поскольку из-за вывиха ходить ей было тяжело.

Розалинд быстро поправлялась, и через несколько дней Агата забрала ее из Эбни в Эшфилд. Макс снова приступил к работе в Британском музее и попросил Агату дать ему знать, как только она будет в Лондоне. Через некоторое время Коллинз пригласил ее на прием в «Савой», чтобы встретиться с ее американскими издателями. Она решила возвращаться назад ночным поездом и пригласила Макса в Крессуэл Плейс. Как позже написала ему Агата, «ты был единственным, кого я когда-либо приглашала к завтраку». После немед­ленно возникшего доверия при первой встрече вторая была весьма неловкой и напряженной. Вначале они были совершенно скованны, но вскоре напряжение немного ослабло, и Агата пригласила Макса в Эшфилд. Однажды в апреле он оставил свои дела в Британском музее и вместе с Агатой выехал ночным поездом на уик-энд в Торки, где встретился с Розалинд и Питером, где его водили на пикники и на прогулки под дождем в Дартмур. В последний вечер его визита, когда Агата уже поднялась к себе, он постучал к ней в комнату, при­сел на краешек кровати и попросил ее выйти за него замуж.



Агата была в изумлении. Затем, через пару недель, она привела все доводы против такого брака: Макс был на пятнадцать лет ее моложе, он был католиком и т. п. Макс настаивал. Но, как заметила Агата в своих письмах к нему, настоящей причиной ее колебаний был страх: «Я ужасно трушу и боюсь, что это причинит мне вред». В «Автобиографии» она отмечает, что «хорошие дружеские отношения» были бы лучше всего, и добавляет: «Если бы при первой встрече я восприняла Макса как кандидата в мужья, я была бы настороже».



Агата обдумывала предложение Макса не так долго, как описано в «Автобиографии» со всеми подробностями бесчисленных разговоров с Розалинд, Мэдж и Джеймсом. Как всегда, когда дело касалось важных моментов ее жизни, хронология в воспоминаниях Агаты путается. Вполне возможно довольно точно установить, когда она не выдержала натиска и уступила Максу. На ее письмах, посланных в то время, как всегда, нет даты, а конверты не сохранились, но одно письмо все же датировано 21 мая. Это совершенно уверенное и страстное письмо к будущему мужу, в нем нет ни тени бывших сомнений. Макс спрашивал Агату, как она будет жить с человеком, профессия которого «раскапывать мертвых», на что она отвечает с юмором: «Я обожаю мертвецов и трупы». В отношении их религиозных проблем она написала: «Меня могут обратить в другую религию на смертном одре, и я умру без покаяния... Где нас похоро­нят?» Поскольку католическая церковь не признала бы их брак, разъяренный Макс оставил свою веру.



Джеймс и Панки предостерегали Агату, советовали быть благоразумной. Особенно неистовствовала сестра. Когда Макс взял Агату на летний бал в Оксфорд и познакомил с некоторыми своими друзьями, она осознала, что ее будущий муж и племянник Джек — ровесники, и запаниковала, снова доказывая ему, что слишком стара, чтобы стать его женой. Панки добавляла масла в огонь, а спокойного рассудительного Макса рядом не было. Агата писала: «Как только ты уехал, я сразу запаниковала. Когда ты рядом, все в порядке — я чувствую себя спокойной, счастливой и в безопасности. Дорогой Макс, я чувствую себя так рядом с тобой с самого начала, с нашей первой встречи. Но когда остаюсь одна, все меняется. Я говорю себе: «Идиотка! Ты что, совершенно не соображаешь?! Что бы ты сказала о ком-то, поступающем подобным образом?» У меня столько недоверия к жизни и к людям, ты не должен злиться. Макс, я в самом деле настолько медлительна, что мне нужно время, чтобы принять решение». Их решение отложить бракосочетание до сентября, по ее словам, «даст время, чтобы увериться друг в друге». Но она была достаточно уверена, чтобы пообещать Максу быть «хорошей завтра и пунктуальной послезавтра, чтобы нам не пришлось догонять поезд всю нашу оставшуюся супружескую жизнь».



Чтобы избежать внимания прессы, которая так ужасала Агату, они сохранили свое решение в тайне. Розалинд, которой Агата кое-что говорила намеками, узнала их секрет в августе. «Дорогой Макс, — написала Агата, — Рози догадалась. Она даст свое согласие, если ты пришлешь ей две дюжины леденцов из Селфриджа (никаких других)». Агата считала, что Розалинд восприняла эту новость как «большую шутку», но Макс был настроен более серьезно и обрадовался, что девочка преодолела эту трудность. Когда Агата предложила Максу принести какой-нибудь небольшой подарок (возможно, книгу) для Розалинд «в этот день», он купил ей брошь, чтобы девочка запомнила свадьбу и почувствовала, что она имеет отношение ко всему происходящему.

* Ана — индийская монета = '/16 рупии.


Источник: http://lady-agata.narod.ru/

Тем временем:

...
Ибо сам процесс переживания прежде всего эпичен, в лучшем случае
лиричен и никогда не бывает драматичным. Драма требует кульминации,
однозначности, четкого направления, неукоснительной последовательности, а
любое переживание всегда стремится вширь, оно захватывает множество
посторонних предметов, оно то нарастает, то слабеет, словно качаясь на
волнах. Переживание есть лишь dynamis [здесь - возможность что-либо
сделать или чем-либо стать (греч.)] драмы, подобно тому как каменная глыба
есть лишь dynamis природы. Всякий, кто наблюдает жизнь, будь это даже
писатель, не причастный к драме, увидит просто старого еврея, одетого
так-то и так-то, имеющего те или иные склонности, занятого своим ремеслом.
Еврей этот порой ласково или ворчливо болтает со своей дочерью, у него та
или иная манера говорить; он выгодно обделывает свои делишки на Риальто,
ест и пьет, мучается из-за конкуренции христианских купцов, ссорится со
своим слугой и страдает, очевидно, всякими старческими недомоганиями. Но
драматург имеет право увидеть в Шейлоке только одно - его мстительность. И
драматург должен будет связать отношение еврея к дочери, к слугам, все его
разговоры на Риальто с этой мстительностью. Или просто опустить все эти
подробности. Ему нет дела до того, что Шейлок ест и пьет, и до того, как
он это делает. Он отметит только, что Шейлок не ест вместе с Антонио и
идет на ужин к Бассанио - по причине своей мстительности.
Природа не создает человека таким односторонним, типичным и ясным, как
требуется драматургу. Порой в жизни и Ярл Скуле бывает цельным, а Хокон
Хоконсен - слабым и противоречивым; но построение "Борьбы за престол"
требует, чтобы Хокон всегда был исполнен королевского величия, а Скуле -
раздираем противоречиями и сомнениями. Вся сила воздействия в драме
основывается на systasis ton pragmaton [взаимосвязь вещей (греч.)], то
есть на четкой согласованности всех ее моментов...

Лион Фейхтвангер (Lion Feuchtwanger)
«Статьи»

Информация о литературной сети
Принять участие в проекте

Проект осуществляется при информационной поддержке IQB Group: создание сайтов и web дизайн, продвижение сайтов и оптимизация сайта.

© 2003-2011 Rulib.NET
Координатор проекта: Российская Литературная Сеть, Администратор сайта: Руслан Назаров. Сайт работает под управлением системы "Электронный Библиотекарь" 5.0

Правовая информация: если Вы являетесь автором и/или правообладателем любых из представленных на страницах нашей библиотеки произведений, и возражаете против их нахождения в открытом доступе - сообщите нам по адресу [email protected] и мы немедленно удалим указанные работы.

Администратор сайта и координатор проекта не несут ответственности за содержание рекламных материалов и информации, размещаемой посетителями, однако принимают все необходимые и достаточные меры для контроля. Перепечатка материалов сервера возможна лишь при обязательном условии ссылки на ресурс www.agatachristie.ru, с указанием автора материала и уведомлением администрации ресурса о дате и месте размещения.